Правовое разрешение проблем, возникающих в области применения вспомогательных репродуктивных технологий

Наверное, нет большей радости в семье, чем рождение ребенка. Каждый человек – женщина или мужчина – может претендовать на счастье материнства или отцовства в виде собственного малыша. И, если по причине какой-либо проблемы с репродуктивным здоровьем потенциальным родителям не удается достичь зачатия естественным путем, то на помощь всё чаще и чаще приходят вспомогательные репродуктивные технологии (далее – ВРТ).

Массовое применение ВРТ ставит перед медицинским и юридическим сообществами все больше вопросов, требующих разрешения. Донорство ооцитов и эмбрионов, суррогатное материнство, криоконсервация биологического материала – вот те сферы, которые наиболее остро нуждаются в эффективном законодательном регулировании. 

К сожалению, в Российской Федерации законодательное регулирование в этой области пока весьма и весьма несовершенно. Оно во многом не соответствует тем разумным правилам, которые были выработаны и получили нормативное закрепление в американской и европейской правовых системах, а также уже прошли определенную апробацию. В силу этого данные правила могли бы выступать в качестве знаковых ориентиров при совершенствовании российского правового регулирования в данной сфере.

В программах ВРТ исторически сложилась такая практика: для того, чтобы получить успешный результат в программе экстракорпорального оплодотворения (далее – ЭКО), врачи-репродуктологи используют гормональную стимуляцию для получения нескольких яйцеклеток. В итоге получается несколько эмбрионов, оставшиеся из которых после ЭКО супружеские пары криоконсервируют для нескольких попыток или «про запас».

Таким образом, на первый план выходит проблема распоряжения репродуктивным материалом (эмбрионами) после смерти владельца.

В рамках получения добровольного информированного согласия на ЭКО или криоконсервацию эмбрионов медицинские центры обычно просят пациентов указать свои предпочтения в отношении их дальнейшей судьбы, например, в случае развода или смерти одного из партнеров. Предлагаются такие варианты, как использование эмбрионов определенным партнером, донация их для клиники или отказ от хранения эмбрионов. Тем не менее, многие суды сталкиваются с повторяющейся проблемой: пары разрывают отношения и одна сторона выражает намерение использовать замороженные эмбрионы, несмотря на возражения другой.

Некоторые вопросы судебной практики, где противостояние права одного партнера на деторождение праву другого не производить потомство, представлены в данной работе.

Осенью 2023 года на ежегодном отчете Российской Ассоциации Репродукции Человека (РАРЧ) была представлена статистика по программам вспомогательных репродуктивных технологий в Российской Федерации. Согласно отчету, треть программ ЭКО (33%) представляет собой криоперенос (процедура, которая позволяет использовать эмбрионы, замороженные в предыдущих циклах ЭКО для последующих попыток зачатия). 

Такие цифры заставляют задуматься о численном количестве замороженных эмбрионов в Российской Федерации.

По некоторым оценкам, в настоящее время в США имеется более миллиона криоконсервированных эмбрионов, хотя точное их число неизвестно. Определение дальнейшей судьбы этих эмбрионов становится проблемой. К тому же, учитывая длительную продолжительность криоконсервации, многие суды сталкиваются с повторяющейся проблемой: супружеская пара разводится или один из супругов умирает и одна сторона хочет использовать замороженные эмбрионы, несмотря на возражения другого.

Одним из примеров судебной практики в отношении замороженных эмбрионов является дело Шафрански (Szafranski) против Данстон (Dunston) в отношении распределения таких эмбрионов. Якоб Шафрански (Jacob Szafranski) и его девушка Карла Данстон (Karla Dunston) выполнили программу ЭКО с целью создания и заморозки эмбрионов. У Карлы была диагностирована лимфома и требовался курс химиотерапии, которая достаточно неблагоприятно влияет на репродуктивную функцию и может приводить к бесплодию. Во время ЭКО пара консультировалась с юристом, который составил соглашение о совместном родительстве. В нем указано: Шафрански признает то, что Карла, скорее всего, не сможет создавать новые здоровые эмбрионы после курса химиотерапии. Поэтому он согласен, что она должна иметь возможность использовать эти эмбрионы, чтобы родить ребёнка. Однако пара так и не подписала соглашение.

В результате лечения были созданы три эмбриона. Затем Карла прошла курс химиотерапии, которая повлияла на репродуктивную функцию. Вскоре после этого пара рассталась и их мнения по поводу дальнейшей судьбы криоконсервированных эмбрионов разошлись. Шафрански подал в суд, чтобы запретить Карле использовать замороженные ранее эмбрионы, а она, в свою очередь, подала встречный иск о разрешении их использования.

Апелляционный суд штата Иллинойс постановил, что такие споры должны разрешаться путем соблюдения любого предварительного соглашения, заключенного сторонами. А также после анализа относительных интересов сторон в использовании или неиспользовании эмбрионов в случае, если такого соглашения нет. 

Пара заключила действующее устное соглашение,  а эмбрионы представляют собой последнюю и единственную возможность для Карлы иметь биологического ребенка с ее собственными яйцеклетками, поэтому суд рассмотрел это дело в её пользу.

Однако многие другие суды, столкнувшись с подобными исками, решают иначе. В большинстве судебных дел распределение эмбрионов рассматривают при разводе супругов. 

Кейсы различаются по нескольким направлениям: 

• был ли документ, содержащий инструкции по распоряжению эмбрионами; 
• отдельный ли это документ или часть информированного согласия;
• считал ли суд его юридически обязательным и рассматривал ли суд такие соглашения как подлежащие исполнению. 

Подход к таким случаям может различаться в зависимости от того, какой из трёх общих принципов применяется:  

• требуется взаимное согласие сторон, вне зависимости от ранее достигнутых договоренностей;  
• соглашение о распоряжении эмбрионами рассматривается как юридически обязательный договор;  
• во внимание принимаются интересы одной из сторон — либо право на деторождение, либо, напротив, право отказаться от него. 

Дела, связанные с определением прав бывших супругов на распоряжение эмбрионами, также рассматривались в судах Российской Федерации. Одно из интересных судебных дел в практически неурегулированном на тот момент правовом поле рассматривал Советский районный суд Ростова-на-Дону в 2018 году. 

Предметом гражданского дела стала судьба замороженных эмбрионов, полученных супругами годом ранее в программе ЭКО. Истица требовала от медицинской клиники провести ей перенос криоконсервированных эмбрионов после смерти супруга. Однако по мнению администрации медицинского учреждения, такой перенос противоречил бы подписанному супругами в программе заявлению. В нем было указано, что в случае смерти одного из супругов, хранящийся биоматериал подлежал прекращению хранения. Истица пыталась добиться признания замороженных эмбрионов частью наследства,  но не получила удовлетворения своих требований.

Адвокаты клиники настаивали на том, что российская Конституция гарантирует право на неприкосновенность частной жизни, исходит из принципа равенства мужчины и женщины, равенства супругов в браке. А также допускает ограничение прав и свобод человека в той мере, в какой это необходимо для защиты прав и законных интересов других лиц. «Желание мужчины прекратить хранение эмбрионов и запретить распоряжаться ими после его смерти, зафиксированное документально, относится к его неотчуждаемым правам, составляющим основу правового статуса личности в Российской Федерации», – объяснила адвокат, представляющий интересы клиники.

А вот, например, в законодательстве Австралии правовой подход по данному вопросу регламентирован достаточно четко. Так, после развода ни один из бывших супругов не имеет права пользоваться хранимыми замороженными эмбрионами. Ставшее прецедентом для формулирования указанного правила решение было вынесено Семейным судом Западной Австралии по делу «G and G» (2007).

Суть дела заключалась в следующем. Супруги проживали совместно с 1998 года – до развода в марте 2005 года. Г-ну G. было 38 лет, а г-же G. – 35 лет. Они прошли процедуру ЭКО из-за бесплодия, связанного с гинекологическим заболеванием г-жи G.(эндометриозом). Поскольку г-жа G. не была готова к беременности, шесть эмбрионов были заморожены для использования в будущем. Срок хранения эмбрионов по договору составлял три года. Однако в марте 2005 года супруги расстались, и г-н G. потребовал через суд вынесения решения о взыскании в его пользу совместно нажитого с г-жой G. имущества, включая, передачу ему хранимых эмбрионов. Г-жа G., в свою очередь, добивалась вынесения судебного постановления о прекращении хранения и последующем уничтожении эмбрионов. Суд постановил, что «эмбрионы хранились для того, чтобы госпожа G. могла забеременеть. Эмбрионы должны быть уничтожены, поскольку стороны теперь не состоят в браке и больше не могут достичь совместной цели, ради которой они дали согласие на хранение и использование эмбрионов».

За последнее время подобные споры стали затрагивать вопросы морального статуса эмбрионов. Одна консервативная группа, выступающая за право эмбриона «на жизнь», в деле «МакКуин» (McQueen) против «Гэдберри» (Gadberry) утверждала, что с замороженными эмбрионами следует обращаться как с детьми, превыше всего учитывая их интересы.

Юридический центр Томаса Мора, «национальная некоммерческая юридическая организация, занимающаяся общественными интересами», обратился в суд города Миссури с просьбой применить такой подход: считать криоконсервированный эмбрион «ребенком» и принимать решение о его судьбе, которое будет отвечать наилучшим интересам малыша. Ссылаясь на законодательство штата Миссури, где «признается, что жизнь начинается с момента зачатия», обращаться с эмбрионом следует как с ребенком в соответствии с законом об опеке над детьми.

Однако такая точка зрения приведет к принятию решения против уничтожения эмбрионов в пользу их переноса. Самым важным вопросом будет то, как разрешать случаи, когда требование о защите интересов эмбриона столкнется с интересом генетической матери в репродуктивной автономии.

Американское общество репродуктивной медицины (ASRM) утверждает: принятие этого подхода радикально изменит практику репродуктивной медицины. Судам, возможно, придется прийти к выводу, что не существует такого понятия как «оставшийся эмбрион» и что каждый эмбрион должен считаться ребенком с момента оплодотворения. Это может означать, что оставшиеся эмбрионы не могут быть помещены на долгосрочное хранение, а тем более уничтожены. 

В то же время ASRM заявляет: суды могут призвать предотвратить выполнение предимплантационного генетического тестирования эмбрионов «на том основании, что эмбрион имеет право на жизнь независимо от вероятности серьезного заболевания или что сама процедура тестирования представляет риск для эмбриона, независимо от возможности обнаружить и предотвратить передачу генетических нарушений новым поколениям, а также избежать зачастую сокрушительных эмоциональных и экономических последствий борьбы с этими заболеваниями». А еще возникает финансовый вопрос о том, будут ли генетические родители нести финансовую ответственность за любых рождающихся детей.

Во избежание правовых споров по данной проблеме стоит регламентировать документооборот в медицинских учреждениях при проведении программ ЭКО. 

1. Стоит четко разграничить добровольное информированное согласие и договор о прекращении хранения эмбрионов при помощи стандартизированных форм. 

2. Не стоит объединять, как делают некоторые клиники репродуктивной медицины, информированное согласие на ЭКО с последующей криоконсервацией оставшихся эмбрионов с документом о прекращении хранения эмбрионов и их утилизации. Желание объединить оба документа, скорее всего, будет иметь неблагоприятные последствия. Так как соединит в себе:

• упоминание о медицинской услуге по лечению бесплодия, предназначенное для ознакомления пациента;
• юридический документ, необходимый для защиты клиники от потенциальных судебных разбирательств со стороны пациента;
• дополнительный, отдельный юридический документ между партнерами в случае потенциального спора при расторжении отношений.

По мнению зарубежных коллег, лучшим подходом для медицинской клиники было бы разделение добровольного информированного согласия с участием медицинского персонала от документа, касающегося определения дальнейшей судьбы криоконсервированных эмбрионов с участием юриста клиники и двух репродуктивных сторон.

Кроме того, стоит учитывать судебную практику, где наглядно представлено: многие из документов, которые были предметом судебных разбирательств, далеки от стандартизированных форм. Вместо индивидуализации между разными клиниками и юристами клиник лучшим подходом является единая стандартизированная форма, получившая юридическое одобрение – в идеале, на нормативном (например, на законодательном) уровне.

Документ должен содержать особые условия, которые необходимо предусмотреть заранее. Также в документе должно быть указано, что он является обязательным до тех пор, пока оба партнера не укажут в письменной форме изменение своих предпочтений. Особые условия касаются вопросов потери фертильности. Так, должны рассматриваться специальные условия для случаев, когда одна из сторон, которая была фертильной на момент оплодотворения эмбрионов, теперь её потеряла и доступ к эмбрионам представляет собой его или её последний шанс на генетическое родительство.

Стоит различать физиологическую потерю фертильности, связанную с возрастом, и абсолютное бесплодие, связанное, например, с лечением онкологического заболевания. Существует целое направление – онкофетильность, которое занимается сохранением репродуктивной функции у людей, столкнувшихся с онкологическим диагнозом, до начала лечения рака, которое может лишить их возможности иметь детей (из-за химиотерапии, лучевой терапии или операций). В ходе таких программ женщины криоконсервируют ооциты или эмбрионы, а мужчины – сперму или эмбрионы. В таких случаях стороны должны заранее предвидеть необходимость использования эмбрионов, и это должно быть отражено в документах по распоряжению ими.

Особого внимания заслуживает непредвиденная потеря фертильности. Она может происходить в результате несчастного случая или оперативного лечения, при котором один из партнеров стал бесплодным внезапно. Такие случаи являются самыми сложными для составления стандартизированного договора. Решением этой проблемы может быть включение этого непредвиденного обстоятельства в форму договора или создание специального условия (на законодательном уровне), исключающего правовую неопределенность.

С практической точки зрения также не стоит забывать, что существует проблема и для медицинских клиник – когда пациенты не оплачивают длительное хранение эмбрионов. В работе D.W. Thaldar предложено решение данной проблемы. Автором предлагается следующее: включить в договор хранения эмбрионов положение о том, что если пациенты (или их правопреемники) не оплатят клинике за хранение после определенного количества попыток обращения к ним, репродуктивный материал будет считаться оставленным имуществом, и клиника приобретает право собственности на него. Это даст клинике рарешение уничтожить репродуктивный материал, но не передавать его для использования другим пациентам с бесплодием.

В целом решение данной практической проблемы заключается в том, чтобы в договоре предусмотреть следующее:  

1. такая неуплата рассматривается как отказ пациента от своих прав на репродуктивный материал — как имущественных, так и личных;
2. клиника получает право распоряжаться репродуктивным материалом пациента не в случае его смерти, а при неуплате им установленной денежной суммы.

В заключение стоит отметить, что правовой статус эмбрионов, находящихся в стадии криоконсервационного хранения, на сегодняшний день неоднозначен. Ни законодатель, ни судебная практика пока не пришла к единому и однозначному мнению по этому вопросу. 

Введение же единой правовой стратегии в отношении криоконсервированных эмбрионов было бы разумно не только в отношении судебной практики по распоряжению эмбрионами, но и для попыток получить установленную законом защиту эмбрионов.